Когда пахари возвращались домой, их обливали водой, говоря при этом: "чтобы лемех был лемехом засушливости на время пахоты и чтобы после пахоты шли дожди". Обливание водой устраивалось и для умилостивления богини вод Псыхъогуащэ. К ней обращались с мольбой, чтобы после пахоты она посылала людям дождь.

В честь окончания пахоты для пахарей устраивалось пиршество. По сообщению некоторых информаторов, на стол не ставили мясных блюд. Это относится к более раннему периоду и объясняется, очевидно, тем, что празднество в честь окончания пахоты посвящалось Тхагаледжу. Чтобы склонить его к милости, приготовляли кушанья из зерновых культур. Позже для угощения пахарей готовили всякие кушания. Пиршество устраивалось в нескольких зажиточных семьях, где собирались все пахари. На нем произносилось много здравиц.

Просили Тхагаледжа даровать людям обильный урожай. Обращались с просьбой и к Псыхъогуащ, чтобы она посылала земле необходимую влагу. Произносились так же здравицы за благополучие и счастье людей. У кабардинцев и черкесов указанный обряд имел специфические особенности и назывался вак1уэихьэж - "возвращение с пахоты" или вак1уэихьэжь бэракъ - "знамя для вернувшихся с пахоты". У М. В. Кантария этот обряд просто назван барак (бэракъ) - "знамя". "Барак" - это флаг, состоящий из четырехугольного куска материи, прикрепленного к трех-пятиметровому шесту. Его устанавливали и в другие знаменательные дни. "Барак" в честь какого-либо праздника имел белый цвет, предназначенный для пахарей - желтый, что символизировало созревание урожая. Обряд барак в целом посвящался божеству плодородия. По мнению М. В. Кантария, он символизировал смерть и воскрешение сил природы. В первый же день выезда пахарей "барак" водружался в поле. Поручалось определенным лицам охранять его, так как пахари соседних аулов или кварталов могли его унести. Терять "барак" ни в коем случае было нельзя, поскольку его считали символом урожая и изобилия. Он обычно хранился у общего организатора. Последний объявлял при помощи "барака" начало работы и перерыв.

K празднику барак женщины делали изображения разных птиц, вышивали платки и другие предметы, а кузнецы изготовляли маленькие сабли и щиты. До окончания пахоты охрана клоуна (ажэтъафэ), являвшегося главной фигурой обряда "барак", уносила их в поле. Молодые наездники, стрелки готовились к праздничному состязанию, которое устраивалось во время обряда барак.

Сразу же после окончания пахоты начинался праздник. На арбе укрепляли "барак" с подвешенными на нем изображениями птиц, маленькими саблями, щитами, платками с вышивками и др. По словам Г. X. Мамбетова, на арбе сооружали нечто вроде ворот, к которым были прибиты изображения птиц и животных, служивших мишенью для стрелков. Ажегаф (Ажэгъафэ) наряжался в маску козла. Пахари и ажэгъафэ с охраной возвращались в аул. Впереди них ехала арба с "бараком". Ажагаф, которым мог быть только тот, кто отличался находчивостью и острословием, и обладал артистическими данными, всю дорогу веселил людей. Он изображал комические сцены, балагурил, мычал, блеял по козлиному и даже сквернословил, что при других обстоятельствах строго запрещалось. Жители села выходили навстречу пахарям. Дети бросали в головы быков тухлые яйца, что по поверью адыгов, должно было принести богатый урожай. В ауле обливали пахарей водой.

Стрелки, ехавшие вместе с пахарями за арбой, состязались в стрельбе, стреляли на ходу в изображения, прикрепленные к специальному сооружению на арбе. Тот, кто сбивал курицу, получал в награду курицу, другому доставался ягненок. Стрелкам вручали призы через определенное время.

По материалам M. В. Кантария, "барак" ставили на площади аула и устраивали различные игры: скачки, стрельбу в цель и т. д. Стрелки стреляли в предметы, прикрепленные к "бараку". Ажегаф развлекал людей, играя роль шута, комика. В ауле его ждала "жена" - мужчина, переодетый в женскую одежду. При встрече они обнимались, целовались. Ажегаф балагурил, сквернословил и хвастался своими любовными связами. Он приставал к какой-нибудь молодой женщине, пытался ее обнять или поцеловать.

Она вырывалась из его рук, но он не отпускал ее, требуя за нее выкуп продуктами. Если женщина отказывалась дать подарок ажегафу, то он угрожал ей деревянным фалосом, набрасывался на нее, имитируя половой акт. В конце концов она соглашалась преподнести ему какой-нибудь дар. Если женщине удавалось убежать, то ажегафа падал на землю и "умирал". Его оплакивала "жена", просила всех "воскресить умершего". Какие бы подарки ни сулили ажегафу, он не оживал, пока не приводили к нему женщину, убежавшую от него. Когда она появлялась, он доскакивал и, радуясь, обнимал и целовал ее. Радовалась "воскрешению" ажегафа его "жена", она благодарила бога за его благодеяние и не покидала ажегафа. Молодые люди старались ее похитить и когда это им удавалось, ажегаф плакал и искал ее всюду. Люди дразнили его и подшучивали над ним. Когда ажегафа обыскивал "жену", он ее привязывал поясом, чтобы больше не терять. Повсюду вместе с ажегафом следовали канатоходцы и танцоры.

Ажегаф с толпой людей обходил все дома аула и везде смешил людей забавными выходками. Он подбегал к порогу дома, падал, притворяясь, что умер. Люди подбегали к нему и говорили с сочувствием: "Умер наш ажегафа". Хозяин дома преподносил ему подарок, однако он оживал лишь тогда, когда узнавал, что его помощники довольны этим даром. По условному сигналу он "воскресал": вскочив протирал глаза, делал вид, что пробудился от долгого сна. Он опять выполнял различные комические номера и смешил людей, подбегал к хозяину, мычал и танцевал, благодаря за подарок.

Ажэгъафэ получал в качестве даров различные кушанья, кур, ягнят, бузу. Наиболее зажиточные семьи давали ему скот. Собранные подарки клали на подводу. Часть из них шла на призы стрелкам, остальные употребляли для общественного пиршества. Обычно в нем участвовали только мужчины. За столом произносилось множество тостов: чтобы люди жили в благополучии, чтобы будущий, год дал обильный урожай, просили у Тхагаледжа хорошего урожая.

По сообщению М. В. Кантария, общественное пиршество устраивалось в какой-либо состоятельной семье, куда пахари и ажегафа приносили все собранные продукты. Пиршество длилось три дня. Первый тост произносил старейшина. Он поздравлял всех собравшихся с окончанием пахоты и просил у бога богатого урожая.

В селении Псигансу М. В. Кантария зафиксировал такой обычай. По окончании пахоты в поле устраивался обряд барак, на который приглашались все жители селения. Резали барана, нетелившуюся корову. На пиршестве молились богу о хорошем урожае. По возвращении пахарей в аул также устраивалось пиршество, сопровождавшееся жертвоприношением и молением.

По сведениям Г. X. Мамбетова, отдельные семьи вместе праздновали окончание пахоты. Они приносили в жертву животных, устраивали пиршество с молением и играми. Праздновали около села на берегу реки. На пиршестве присутствовали ажегаф и стрелки. В следующие дни другие джамааты праздновали окончание пахоты.

По мнению М. В. Кантария, в целом барак представлял собой два самостоятельных ритуала. Первый - это водружение "барака" в знаменательные дни, второй был связан с празднованием окончания пахоты. По словам указанного автора, оба ритуала относятся к аграрному культу. Доказательством этого является анализ символики: длина шеста символизирует большой урожай, желтое "знамя" - цвет созревшего зерна, утеря "барака" - лишает благоденствия. Анализируя материалы по земледелию, М. В. Кантария приходит к выводу, что в Кабарде аграрный культ некогда имел довольно высокое развитие. Это утверждение, естественно, распространяется и на адыгейцев, и черкесов, земледельческие обряды которых обнаруживают сходство с кабардинскими.

Не только на равнине, но и в горах адыги занимались земледелием. Они освобождали участки от леса и обрабатывали их. При расчистке участков адыги сначала снимали кору со стволов деревьев широкой лентой, что способствовало их засыханию, а затем их корчевали. Корни и ветви сжигали на месте. Золу использовали в качестве удобрения, разбрасывая ее по земле, предназначенной для пахоты. Землю начинали обрабатывать через год после расчистки.

Адыги, приспособившись к специфическим условиям горной местности, накопили богатый опыт обработки земли. Они и в горах были умелыми земледельцами. Вот что об этом писал, в частности, А. В. Верещагин: "Черкесы-мастера обращаться и со своими полями: те места, которые они обрабатывают, мудрено кому-либо другому обрабатывать, они лепятся большей частью на возвышенных скатах, на которых, казалось бы, и самая обработка невозможна. Конечно, обработка на таких местах производится только ручная, но эта работа так тщательна, что черкесы, по отзывам, и прежде не знали неурожаев".