Было озаглавлено <�Столбец о черкешенке>

Когда заря прозрачной глыбой

придавит воздух над землей,

с горы, на колокол похожей,

летят двускатые орлы;

идут граненые деревья

в свое волшебное кочевье;

верхушка тлеет, как свеча,

пустыми кольцами бренча;

а там за ними, наверху,

вершиной пышною качая,

старик Эльбрус рахат-лукум

готовит нам и чашку чая.

И выплывает вдруг Кавказ

пятисосцовою громадой,

как будто праздничный баркас,

в провал парадный Ленинграда,

а там - черкешенка поет

перед витриной самоварной,

ей Тула делает фокстрот,

Тамбов сапожки примеряет,

но Терек мечется в груди,

ревет в разорванные губы -

и трупом падает она,

смыкая руки в треугольник.

Нева Арагвою течет,

а звездам - слава и почет:

они на трупик известковый

венец построили свинцовый,

и спит она... прости ей бог!

Над ней колышется венок,

и вкось несется по теченью

луны путиловской движенье.

И я стою - от света белый,

я в море черное гляжу,

и мир двоится предо мною

на два огромных сапога -

один шагает по Эльбрусу,

другой по-фински говорит,

и оба вместе убегают,

гремя по морю - на восток.