Предлагаемая книга - призрачный <�маленький шедевр> французской прозы. Между тем литературным явлением он сделался лишь полвека спустя после смерти его автора, который и не помышлял о писательской славе. Кто же и как создал эту своеобразную книгу? Какова была ее судьба? В чем, наконец, залог ее неувядаемого очарования и причины интереса к ней, не угасающего на протяжении двух столетий?

Весной 1698 г, французский дипломат граф Шарль де Ферриоль, прогуливаясь по стамбульскому невольничьему рынку, обратил внимание на девочку-черкешенку, взятую в плен во время одного из турецких набегов, и вскоре купил ее за 1500 ливров. Девочке было года четыре; она отзывалась на имя Гаиде; первоначальный владелец ее утверждал, что происходила она из знатного, возможно, даже княжеского рода.

22 июня 1698 г. Шарль де Ферриоль покинул Стамбул и отправился на родину; вместе с ним была Гаиде. По дороге, в Лионе, Гаиде была крещена. Ее крестной матерью стала госпожа де Ла Феррьер, жена лионского сенешаля; в роли крестного отца выступил сам Ферриоль. При крещении ей были даны имена Шарлотта-Элизабет.

Мария-Анжелика де Ферриоль, урожденная Герен де Тансен, была женой младшего брата Шарля де Ферриоля - Огюстена-Антуана. Женщина умная, деятельная и властная, она правила домом твердой рукой, почти не считаясь с мужем, который был старше ее более чем на двадцать лет. К тому моменту, когда на попечении оказалась Шарлотта-Элизабет, у них был уже годовалый сын Антуан (впоследствии принявший титул графа де Пон-де-Веля), а в 1700 г. появился на свет и другой - Шарль-Опостен, будущий граф д'Артанталь. Любопытно, что крестных родителей этого последнего - дядю и тетку - <�представляли> Антуан и Шарлотта-Гаиде, как значилась она в свидетельстве о крещении, подписать которое ни тот, ни другая по малолетству не смогли. Весьма вероятно, что в официальных бумагах Шарлотта (или Шарлотта-Элизабет)-Гаиде, фигурировала еще не раз, но фактически из этих имен затем осталось лишь Гаиде, во французском произношении - Аиде, постепенно превратившееся в более <�изысканное> Аиссе.

Неизвестно, как представляла себе госпожа де Ферриоль дальнейшую судьбу Аиссе. Конечно, она надеялась выдать ее замуж, но сделать это было нелегко; собственными средствами та не располагала, а снабдить ее приданым госпожа де Ферриоль, славившаяся своей скупостью, отнюдь не стремилась. Впрочем, подобные размышления вскоре потеряли смысл: осенью 1711 г. возвратился из Турции больной граф де Ферриоль.

Движимая чувством сострадания, она, по всей вероятности пришла на помощь своему благодетелю, тем более, что все эти годы он не забывал <�прекрасную Гаиде>, то приветствуя ее в письмах к родным, то обсуждая с ними ее будущее, то посылая ей подарки. Через некоторое время его состояние значительно улучшилось, болезнь отступила. Но и после этого он, несмотря на сопротивление м-ль Аиссе, решительно отказался предоставить ей свободу. Об этом свидетельствует, в частности, его <�увещевательное> письмо к ней, не оставляющее сомнений в характере его намерений. <�Когда я вырвал вас из рук неверных и купил вас,- писал Ферриоль,- я не предполагал причинить себе такие огорчения и сделаться столь несчастным. Я рассчитывал, следуя велению судьбы, определяющей участь людей, располагать вами по своему усмотрению и сделать вас когда-нибудь дочерью или возлюбленной. Опять-таки судьба пожелала, чтобы вы стали той и другой, поскольку я не могу отделить дружбу от любви и отеческую нежность от пламенных желаний. Обретите же покой, покоритесь судьбе и не разъединяйте то, что небу угодно было, кажется, соединить>. И м-ль Аиссе покорилась судьбе, оставшись с <�маркизом> до конца.

Было бы ошибкой думать, однако, что все эти годы м-ль Аиссе провела затворницей в апартаментах дряхлевшего Ферриоля. Прежде всего, жизнь ее скрашивала близость с Пон-де-Велем и д'Артанталем: оба брата отличались живостью ума, хорошей образованностью; к тому же они не были чужды литературных интересов, в особенности старший, который писал стихи, а в последствии сочинял комедии. Иногда в доме появлялся их соучених по иезуитскому колледжу Людовика Великого - Франсуа-Мари Аруэ, вошедший в историю под именем Вольтера...

Некоторое разнообразие в жизнь м-ль Аиссе вносило также общение с младшей сестрой госпожи де Ферриоль - Клодиной - Александриной Герен де Тансен, несколько лет жившей с ней под одной крышей; женщина незаурядная, позднее хозяйка знаменитого литературного салона и сама писательница, г-жа де Тансен, однако, неизменно отпугивала м-ль Аиссе своим безграничным цинизмом.

Впрочем, различные светские знакомые м-ль Аиссе - г-жа де Парабер, г-жа дю Деффан, г-жа де При и другие - немногим уступали в этом г-же де Тансен: эпоха Регенства> в которую Франция вступила после смерти Людовика XIV (1715), была одной из самых безнравственных во всей ее дореволюционной истории.

В подобной обстановке, казалось бы, путь м-ль Аиссе, сразу же обратившей на себя внимание своей необычной <�экзотической> красотой был предопределен. Но все сложилось иначе. В 1720 г. в салоне г-жи дю Деффан (а по другим сведениям - в доме Ферриолей) произошла ее встреча с Блезом-Мари д'Эди, рыцарем Мальтийского ордена... Встрече этой было суждено перевернуть всю ее жизнь: <�прекрасную черкешенку> и <�рыцаря без страха и упрека> связало сильное, глубокое и прочное чувство... 26 апреля 1721 г. у них родилась дочь. О рождении дочери знала только чета Болингброков-Генри Сент Джон, виконт Болингброк, видный английский государственный деятель и мыслитель, по политическим соображениям покинувший родину и поселившийся во Франции, и его жена - в первом браке маркиза де Виллет.

Осенью 1726 г. в Париже м-ль Аиссе познакомилась с родственницей лорда Болингброка (сестрой его мачехи) - Жюли Каландрини. Как мы увидим далее, сближение с этой пятидесятивосьмилетней дамой, женой именитого и состоятельного женевского гражданина, матерью взрослых дочерей, сыграло поистине исключительную роль в жизни м-ль Аиссе и ее <�посмертной судьбе>.

Дочь Селини, которая под именем мисс Блек воспитывалась в монастыре города Сане. В метрической записи фигурировали: в качестве отца девочки - морской офицер Блез Ле Блон, в качестве матери - Шарлотта Мери; следовательно, имена родителей были подлинными.

Скончалась м-ль Аиссе от чахотки 13 марта 1733 г.

Смерть м-ль Аиссе потрясла шевалье, который до конца дней своих остался верен своей любви и в соответствующем духе воспитал их дочь, в 1740 г. ставшую виконтессой де Нантиа. Однако ни этот трогательный семейный культ, ни память друзей не спасли бы <�прекрасную черкешенку> от забвения, если бы не обнаружилась впоследствии сравнительно небольшая связка писем, адресованных ею г-же Каландрини. В них она с удивительной искренностью рассказала о последних семи годах своей жизни (осень 1726 - весна 1733), рассказала о том, что видела, думала, ощущала; о том, что ее радовало и мучило, восхищало и повергало в скорбь. Письма эти явились настоятельной потребностью ее души; они возникли как следствие ее морального одиночества в то время, когда страдания ее и сомнения достигли высшего предела, когда исповедь сделалась для нее необходимой, а сочувственное внимание мудрого человека - бесконечно важным.

Однако с течением времени м-ль Аиссе стала все чаще задумываться над своим положением, с горечью и стыдом ощущая и себя участницей того не слишком пристойного спектакля, который являла собой жизнь ее круга. С особой отчетливостью начала она понимать это после сближения с г-жой Каландрини, нравственная твердость которой, во многом порожденная суровой атмосферой кальвинистской Женевы, произвела на нее сильнейшее впечатление.

Все чаще в письмах м-ль Аиссе звучит осуждение разврата и хвала добродетели, все сильнее выражается презрение к <�плотским радостям> и упоение <�блаженством любви беззаветной>. Постепенно ею овладевает сознание своей греховности: она полна раскаяния и думает лишь об исполнении долга и спасении души. Изнемогая, она борется с собой - и побеждает: страсть, владевшая ею в течение стольких лет, изгнана наконец из ее сердца. Правда, эту обретенную в муках победу <�прекрасная черкешенка> торжествует уже на пороге смерти.

Погруженная в свои переживания, измученная смертельной болезнью, м-ль Аиссе менее всего стремилась играть роль, творить о себе легенду; ее письма - исповедь, обращенная к другу, в которой нет ни патетических возгласов, ни пышных деклараций, ни эффектных ораторских приемов. При этом, характеризуя действительность, ее окружавшую, она, по собственному признанию, писала лишь о том, что было ей хорошо известно, по возможности избегая сомнительных фактов и произвольных толкований. Искренность, правдивость, достоверность,- этих достоинств было бы довольно, по-видимому, для длительного успеха книги. Но природа наделила м-ль Аиссе и ярким литературным дарованием - способностью выражать свои мысли убедительно, точно, изящно: многие страницы <�Писем> и по сей день восхищают редкой непринужденностью эпистолярной манеры, тонкостью языковых оттенков.

<�Судьба - слепа, она благосклонна лишь к тем, кто недостоин ее милостей>,- заметила как-то м-ль Аиссе. Жизнь ее вполне подтвердила верность этих слов. Изысканная внешность, ясный ум и щедрое сердце, увы, счастья ей не принесли. Но восторжествовала высшая справедливость: скромная книга ее писем к г-же Каландрини с течением времени прочно вошла в золотой фонд французской литературы, и можно не сомневаться, что она останется там навсегда.