У современных адыгов на первом месте по популярности среди мужских имен стоит Аслан (лев) - факт, очевидно, в какой-то мере отражающий эту фольклорную черту.

К. А. Ракитина пишет еще об одном фантастическом животном - двуногом аспиде, который участвует в трехфигурной композиции на одном из наконечников. Этого монстра местный мастер действительно мог скопировать с бляшки возможного киликийского производства, которую автор разбирает в статье. И такие звери тогда, а точнее в романские времена (до здешних мест влияние романского стиля, видимо, доходило с опозданием), включались в декоративную скульптуру и в изделия торевтики в странах Европы, в Грузии и Армении. Поскольку среди адыгских племен было распространено христианство, а есть сведения, что в XIII-XV вв. даже католики пытались вести здесь свои проповеди, возможно проникновение сюжетов, подобных иллюстрациям апокалипсиса, рельефов романских и готических храмов (кстати, изменение формы окончания наконечников с полуциркульных на остроугольные похоже на эволюцию полуциркульной романской арки к стрельчатой готической. В наконечниках это прогресс и функциональный, и эстетический).

Сцены, напоминающие "звериные гоны" наших наконечников, сходны по образно-психологической трактовке с грузинской архитектурной пластикой; но отличны и от грузинского, и от армянского декоративного искусства в принципах взаимодействия животных и орнамента. Как в колосовско-кужорской торевтике фигуры животных помещаются в клеймо, ясно отделяющее их от растительного орнамента, так и в наконечниках прямоугольная рамка отделяет животных от орнаментальных участков.

В армянской резьбе по дереву и камню, в чеканных окладах евангелий фигуры очень близко соседствуют с орнаментом и даже в эпоху расцвета киликийского искусства переплетаются и соединяются между собой. Фоны в окладах XII - XIII вв. очень сложные; они заполняют сплошным гравированным плетением все поле, окружающее рельефную фигуру. В белореченских наконечниках фоны обработаны фактурным штрихом то в виде плетенки, то в, виде "звериного следа", то состоящим из S-образных мелких простейших фигур. И эти особенности, характерные для всех наконечников, не заметила К. А Ракитина. Не утруждая себя глубоким анализом технико-технологической стороны серебряных изделий и художественных средств, она отсылает читателя к публикациям И. А. Орбели о киликийских сосудах из серебра.

Анализ художественных средств и техники исполнения многое проясняет. Если постоянно держать в поле зрения все семь наконечников, изображенных в таблицах, можно сделать вывод о сложной творческой работе местных торевтов над композицией. Самая сложная сцена из пяти зверей очень драматична и напряжена. Ритмико-динамическии строй ее основан на противопоставлении влево бегущих двух фигур и трех вправо бегущих. Эта композиция производит впечатление перенесенной с кругового фриза сосуда или с более раннего прямоугольного образца, подобного колосовской накладке. Если композицию разъединить между тигром и барсом, получится типичный "звериный гон" из бегущих в случайной последовательности зверей (козел за бараном, лев за козлом). Причем лев здесь как будто добавлен после; он втиснут в промежуток между тигром и козлом, но размер его мал, туловище непропорционально короткое и нарисован неуклюже. Остальные звери изображены убедительно, стилизованы и метко схвачены в движении. В изображении барса, оленя, тигра видно знание художником местной фауны.

На втором наконечнике в основное поле вписаны три фигуры в однонаправленном движении. Эта сцена еще больше напоминает "звериный гон" - все три зверя (олень, тигр и фантастическое животное) идут влево без агрессивных побуждений, ритм голов несколько разбит, довольно большой интервал между тигром и чудовищем заполнен растительным орнаментальным элементом. На этом наконечнике, как и на предыдущем, посредине изображен тигр с фронтальным положением головы, к которой, он поднял правую лапу (поза задумчивости), и с профильным изображением корпуса в быстром движении. Только хвост завернут кверху и соединяет фигуру с верхним бортиком рамки.

В противоположность всем прочим наконечникам олень на этом изображен иначе (в более спокойной позе), но еще больше орнаментализован. Вся сцена наконечника носит более фантастический характер.